Собирая материал по истории Инстербурга можно встретить лишь разрозненные упоминания о Реформаторской кирхе. Позднее Е. А. Хенниг (E. A. Hennig) подробно остановился на этой теме в своей работе “Описание города Инстербурга”, напечатанной Кантером в 1794 году в Кенигсберге. В этом труде, раздел, посвященный Реформаторской кирхе и ее священникам, весьма примечателен. В нем благожелательно повествуется о появлении реформаторской общины, исповедовавшей протестантское вероисповедание.
Когда дни становились по-летнему прекрасны, директора школ нашего дорогого Инстербурга подготавливали для детей школьный праздник. Детские сердца радостно стучали в предвкушении самого замечательного дня школьной жизни. Запросы тогда были довольно скромными. В то время как самые маленькие дети совершали экскурсию в Люксенберг или к Осиновой дамбе, те, кто был постарше отправлялись пешком через лес в Дреболинен, а воспитанники старшей школы ездили на поезде в Вальдхаузен или по узкоколейной железной дороге в Каралине (Луизенберг), что само по себе являлось для них большим переживанием, оставлявшим более сильные впечатления, нежели современные дальние школьные поездки, на которые родители зачастую тратятся неохотно.
Что может быть приятнее в летний день, нежели хорошая прогулка по садам нашего Инстербурга? Однако делать это надо не на высоких каблуках, поскольку бродить мы можем часами и все равно не сможем обойти все, что достойно нашего внимания и уважения.
С нашей памятью порой происходит нечто странное: если вы пытаетесь заглянуть в нее спустя долгие годы, она напоминает семикратно запертый сейф с таинственными ящиками внутри. Но достаточно небольшого разговора с земляками, которых вы встретили после стольких горьких лет на чужбине, как происходит чудо — сейф открывается и из ящиков возникают образы прошлого. Вы неожиданно оказываетесь посреди ушедших событий и вспоминаете детали, которые, как вы полагали, давно канули в лету.
Это был сочельник. В инфекционном госпитале для военнопленных № 61 948, располагавшемся на Данцигерштрассе, в нашем родном Инстербурге, наступил вечер. Падавший снег укрывал тонким одеялом серую, утоптанную землю лагеря. У большей части больных, врачей, медсестер, и помощников это чудесное волшебство природы пробуждало воспоминания. С их лиц схлынула апатия и безразличие. Ах, какой властью в нас, одиноких и покинутых, обладало одно только слово «Рождество»! А были ли мы покинуты? Могли ли мы вдохнуть надежду в сердца больных и выздоравливающих?
Он был точно таким же, что и в других городах. В последние часы перед закрытием магазинов толпы озабоченных горожан заполняли улицы Инстербурга. От “Мира на Земле” (рождественский гимн. прим. переводчика) не осталось и следа. Спешащие, нервозные люди, устремлялись по магазинам – усталые, с вымученными улыбками, продавцы, встречали их за прилавками.
В архиве записей от 1952 года я недавно обнаружил рукописный отчет пекаря Георга Хеннинга о последних днях, проведенных в нашем родном городе и практически хаотическом положении фольксшутрма. Он пишет: “Хочу сразу упомянуть о том, что на протяжении нескольких последних недель (до января 1945 года) у меня был контракт на поставку хлеба фольксштурму Инстербурга. Однако счет за это, в размере 10000 рейхсмарок, не оплачен до сих пор. В последние дни я получал от распорядителя Кранчковского из общественного дома (Городской зал) неоднократные просьбы произвести столь много хлеба, как только возможно. В результате у меня на складе накопилось 2500 буханок по 4 фунта весом каждая, которые так и не были востребованы.
На рубеже 1944/45 гг. наш беспокойный и шумный город стал очень тихим. Только одна десятая населения оставалась в городе.
В канун Нового года каждый чувствовал, что нужно объединиться перед катастрофой и находить друзей, как старых, так и новых.
Я был в гостях у друзей на Казерненштрассе (ул. Гагарина) и в первом часу Нового года возвращался в свою квартиру в Альтхофе.