Утром они все собрались в большой трапезной. Погода улучшилась, потом засветило солнце, и через высокое окно проник его свет. Стало видно, что кроме служащих братьев в помещении находятся трактирщик Варнин фон Краупишкен, Шок из трактира Георгенбурга, рядом новый староста деревни Зеслакен и многие другие люди, стоявшие вокруг стола.
Тут вошел пфлегер (настоятель) из Инстербурга Райнхард фон Райфершайдт со своим компаньоном Конрадом в белых одеждах рыцарей Ордена. Его слуги остались стоять у дверей. Свой шлем он отдал кнехту. С мечом в руке он прошел через зал.
Почти одновременно с ним появился епископ в облачении священника, которое можно было узнать только по кресту на груди и по кольцу.
Когда Райнхард решил подойти к нему, он поднял навстречу левую руку, правой взялся за серебряный крест и высоко поднял его вверх.
В то время как он тихо стоял, некоторые из присутствующих открыто на него смотрели, другие же, склонив колени, опустили головы, местный священник начал читать утренние молитвы. После трехразового «Аминь» епископ повернулся к пфлегеру и ему первому протянул крест для поцелуя.
Через некоторое время скромно зашел Генрих Пернау и напомнил о соколах.
– Да, соколы, – сказал епископ, – нам поймали трех соколов. Брат Райнхард, вы можете дать нам ваших соколов для дрессировки? Я сам буду охотно скакать с ними по лугам, но важнее для меня – подарить дрессированную птицу кардиналу фон Модена, он ведает нашими делами в Риме!
Райнхард усмехнулся:
– Конечно, ваша милость может взять Урбаса, и если вам понравится, то вы можете выбрать животное в нашем соколином питомнике. Но простите мой смех, кардинал не охотится из-за своей полноты. Сокол скоро будет сидеть на руке у одной из его красавиц.
Он смеялся так, что его воротник шевелился на легком панцире на груди.
В это время адвокат Вернер и пробст Заалау подвели к столу, где приводил в порядок свои бумаги писарь Матиас, старосту вновь образованной деревни Зеслакен Нарко.
Матиас как раз расправил написанный пергамент с заголовком «Зеслакен» и протянул его настоятелю Пернау. Тот с епископом и пробстом Заалау зашел с другой стороны стола.
– По вашему высочайшему повелению Пернау начал образовывать новую деревню, где уже стихийно расположились бортники и один рыбак. И мы просим епископскую милость поставить подпись и печать.
Епископ молчал, Пернау кивнул Здесь вмешался пастор Фойершток: писарю, и тот прочитал:
– Так как людям свойственна забывчивость, мы хотим, брат Иоганн, сообщить всем, кто читает это письмо, с позволения Господа и Апостола и с милости Епископа следующее: после того как Нарко фон Зеслакен принял и произнес клятву, обозначающую принятие местности, которая носит название Зеслакен, занял ее по собственной воле и сделал из нее деревню, используя труд семи батраков, мы даем ему, как и было обещано, место старосты в этой деревне и 4 гуфа земли (1 гуф – 15га), 2 надела в аренду и 2 свободных надела по прусским законам.
Епископ прервал:
– Нарко, вы знакомы с границами деревни, с правами и обязанностями. Вам известны нормы права. Ознакомьте крестьян с правилами труда. Вы живете далеко от конторы. Управляющий будет периодически вызывать жителей Зеслакена. С этими словами епископ обошел вокруг стола.
Нарко, вертевший в руках шапку, тихо, но четко сказал: «Да» – и наклонился, чтобы поцеловать кольцо.
– А что скажут свидетели? Нам нужны такие старосты, от которых не сбегают крестьяне.
Трактирщик Варнин фон Краупишкен и староста Букштайн фон Ляйпеннинг единодушно сказали, что знают Нарко как пользующегося доверием человека, они осматривали деревню, о которой идет речь, познакомились с жителями и считают, что нужно иметь еще больше работников, потому что там достаточно земель:
– Он должен доставлять крестьян издалека!
– Я уже нашел две семьи в Замланде. На западе нет крестьян для нас. Там, в Сцамайтене [Шамайтене?], я взял только пятерых батраков со многими детьми.
Здесь вмешался пастор Фойершток:
– С вашего позволения, ваша епископская милость, Нарко должен своих крестьян привлекать к церкви. Они приходят и несут с собой свое язычество. Они до сих пор кладут покойнику серебряную монету под язык в качестве платы за вход на тот свет и проповедуют блуд и чертовщину для здоровых и больных.
– Конечно, Валентин Фойершток, мы хотим создавать деревни не только из-за оброка, но хотим также привести крестьян к высшему счастью христианства в противовес всякому идолопоклонству. С тех пор как не происходит приток населения из немецкого района, мы должны брать людей оттуда, откуда мы можем их получить. В настоящее время поляки – любимцы папы, а Орден находится в немилости.
– Надо активнее бороться! – крикнул инстербуржец. – В Нарпе я нашел тайную секту. Я пронюхал это, как когда-то Бонифациус: Криве и его ведьм, которые варили отравы, мы сожгли прямо на месте. Трех мужчин, которые были распространителями слухов, я приказал обезглавить прямо на месте, а их бабы еще сидят у меня в башне.
– Брат Генрих! Сейчас трудные времена. Но трудности будут всегда. Они сожгли в Констанце Яна Гуса, и по этой причине начались чешские войны. Мы же хотим переселять людей и строить церкви, если деньги не расходуются на войны.
В помещении воцарилась тишина, пока епископ не обратился к Нарко:
– Нарко, мы ставим печать на этот пергамент, даем разрешение на образование деревни. Матиас, запиши всех свидетелей, чтобы они завещали это на память потомкам. Спаситель наш, пошли нам удачу! Аминь.
Доктор Вальтер Грунерт.
Перевод Марины Терехиной.
Присоединиться