Сказания

«Недалеко от Инстербурга, на правом берегу Ангерапп, поблизости соединяющейся с Инстером, высится холм – Каммсвикус. Он представляет собой практически неприступный участок суши, его покрывают низкие заросли. Еще сохраняются тут остатки укреплений.

Еще до прихода Ордена здесь возник замок, владелец которого и дал название горе. Об этом Каммсвикусе сказания повествуют как о жестоком и безжалостном человеке, которого его подданные вспоминали с ужасом. Дошло до того, что он свою собственную жену заковал в кандалы и заживо замуровал в подземелье замка. Однако это сделало его еще злее, еще безжалостнее, и преступнее сделалась жизнь в замке, еще злее повел он себя с народом. Это, наконец, вынудило разгневаться богов, которые затопили весь замок водой. Однако властительница, погребенная там в подвалах, не нашла себе покоя. Она была осуждена являться в виде черной коровы. Ее муж в облике черной дикой кошки гнал ее перед собой. Иные рассказывают, что они сопровождались черным всадником, который постоянно размахивал над ними бичом. Так могли часто их видеть в полночь мчащимися по лесной чащобе.

Сын Каммсвикуса часто защищал людей от гнева своего родителя, однако это стоило ему жизни. В благодарность ему воздвигли памятник. Железный крест, впоследствии найденный и до войны находившийся в кирхе Инстербурга, был изготовлен для этого памятника. Показывали рядом с горой его могилу – камень длиной 25 шагов и шириной 24 шага.

Ночами феи холма осуществляют свое купанье в протекающей рядом реке, однако они не дают себя подслушать во время этого занятия. Если к ним приблизится человек, они скрываются в горе, где обитают в светлых роскошных палатах».

Эта дошедшая до нас легенда о городище Каммсвикус включает в себя весьма разнородную информацию. Первый раздел, повествующий о злом хозяине замка, навеян скорее всего событиями, происходившими здесь после захвата Надровии крестоносцами.

Часто Орден предоставлял власть на местах витингам – перешедшим на сторону христиан местным представителям знати. В своем угнетении бывших соплеменников они не знали пределов. Железный крест для памятника сыну Каммсвикуса – информация из более позднего времени. Такие надгробия стали сооружать в Пруссии не ранее XVI века. Сказания о феях и мчащихся по лесной глуши в полночь оборотнях – черты позднегерманской мифологии, привнесенной в Восточную Пруссию в начале XIII века переселенцами с запада Германии. Лишь упоминание о том, что феи живут в «роскошных палатах», и данные о расположенном рядом с городищем камне представляют ценность как воспоминания местных жителей о древнем прошлом Камменисвикуса.

Представляет интерес само название городища. «Вик» по-старогермански – «залив», первая часть слова «каммс» по-прусски означает «овца». Логично для XIV-ХVI веков восстановить название городища как «Овечий залив» (река Ангерапп здесь делает петлю, ее пойма в паводок заливалась, отсюда и рассказ о затоплении замка). Однако, если учесть то, что городище в VI-ХI веках являлось перевалочным торговым пунктом на речных трассах между землями пруссов и ятвягов, логичнее применить к дешифровке его названия лингвистические особенности наименования торговых пунктов эпохи викингов. Используя данные скандинавской лингвистики, характерные для таких археологических объектов, название городища можно перевести как «Торговый пункт», на котором производились либо продавались гребни. Действительно, остатки косторезного производства зафиксированы в культурном слое городища.

«В Инстербурге имелись Вольные каменщики (первоначально цеховая организация средневековых городских ремесленников, впоследствии превратившаяся в Европе в сообщество масонов). Кто хотел стать Вольным каменщиком, тот должен был вместе со своей кровью продать черту душу. К тому, кто хотел попасть в Вольные каменщики, приходил красный петух и клевал в левую руку, где струилась артерия. Той кровью человек и расписывался под договором с дьяволом. Вольный каменщик мог жить столько, сколько хотел, однако он не должен был желать продолжительности жизни более ста лет».

Эта легенда, без сомнения, возникла в XVI веке, во время возникновения как во всей Европе, так и в Пруссии полулегальных организаций Вольных каменщиков. Они в глазах местного населения наделялись оккультной силой. То, что они таким образом формально перенимали черты древних языческих жрецов, характеризуется упоминанием в этой легенде о красном петухе. По верованиям всех индоевропейцев (в том числе и пруссов), красный петух являлся символом Солнца (у славян «Петушок – золотой гребешок») и приносился в жертву жрецами соответствующему богу Перкунсу.

Обряд этот послужил основой для формирования начал европейской геральдики, восходящей к прусским священным эмблемам X века. Первый герб средневековой Европы – прусский трезубец – является символом принесенного в жертву и обезглавленного петуха.

Другие легенды Надровии, по данным Матвея Преториуса, также повествуют об остатках прусского язычества на этой земле.

«С середины декабря до начала Рождественских праздников, в один из дней, в северных районах Пруссии, на Инстере и Мемеле, отмечается ежегодно повторяющийся Праздник коня. В этот день в декабре снег ложится слоем высотой в полметра и выше.

Лошадей к празднику особенно любовно чистят и хорошо кормят. Случается, что хозяин находит на скотном дворе своего лучшего белого гуся и приносит его в большую горницу. В жилой комнате наливает хозяин в свою питьевую кружку немного пива и выливает его земной богине на пол. Затем наполняет он сосуд и говорит молитву, держа кружку в руке. В этой молитве, в которой родимые прусские боги и христианские святые представлены рядом, просит он Бога охранить лошадей, уберечь их от бескормицы и несчастий в стойле, сохранить их в поле или в поездке.

К Свинто Юргису взывает он, ибо Святой Георгий – особый заступник за весь домашний скот. И просит его, чтобы при виде хорошей лошади, а также хозяйской собаки, стал бы он веселиться и проявлять свою власть так, чтобы с ним не приключилось ничего дурного. В благодарность за это хочет он Святому преподнести тучного гуся. Себе он позволяет опустошить кружку лишь наполовину. Стоя на коленях, хозяин умерщвляет гуся. Затем пьет он вторую половину пива. И последующую работу – разделку и приготовление гуся – предпринимает сам крестьянин или его старший сын.

В центре комнаты уже лежит половина четверти меры зерна, завернутая на земле, и рядом с ней – красиво убранная приготовленная половина лошади. И сено вокруг уложено наподобие венка. Горшок с готовым гусем и требуемым хлебом ставится сверху.

Из освященного источника в доме наливает он не более чем на три глотка в осененную крестным знамением чашу, возносит молитву за все живое на своем дворе и пьет до дна.

Затем он совершает нечто удивительное: он глубоко вдыхает и сопит, фыркает и ржет, как горячий конь. Это для пруссов хорошая забава. Знающие мужи лукаво ухмыляются и пытаются без обмана ее продолжить. Однако подражание бывает не всегда удачным. Тот, кто сопение и ржание искусно воссоздает и добавит еще какой-нибудь сопутствующий звук наподобие стука подков, получает большое одобрение.

Вновь наполняется деревянная кружка, и подносится она старшему сыну. Он стоит коленопреклоненно, как и остальные мужчины, перед своим отцом. Важно, что все это делается с подобающей серьезностью. Так идет сосуд по кругу, пока все не напьются.

И еда принимается коленопреклоненно. При этом нужно еще раз основательно выпить. Характерно, что каждый пьет из чаши так, чтобы за три глотка оставить ее устой.

Только здесь кончается официальная часть праздника, однако можно еще остаться и пить за столом – обычно для этого имеется лишь ключевая вода, возможно и молоко. Однако не исключен и глоток водки.

Скоро уже сообщает крестьянин, что время идти в постель, ибо пиво оказывает свое действие. Последнее питье – единственная налитая наполовину чаша, всегда идущая от одного к остальным, – должно еще раз вызвать, к всеобщему удовольствию, подражание ржанию коня. И этим завершается конский праздник этого года…»